В августе 1991 года, 34 года назад, в СССР произошла попытка государственного переворота – так называемый "августовский путч". Группа советских чиновников, при поддержке силовиков, попыталась не допустить распада СССР. Но им это не удалось: тысячи россиян вышли на улицы, чтобы защитить демократию.
Этот август предрешил судьбу страны – уже в декабре 1991 года Советский Союз перестал существовать.
Настоящее Время поговорило со своими читателями , которые выходили на акции. Они вспоминают: людей вывела на улицы усталость от дефицита, желание свободы и надежда на то, что с распадом СССР вскоре наступят перемены.
"Была уверенность, что сейчас в центре города творятся исторические события"
Андрей родился в Москве и в августе 1991-го тоже был там. Тогда ему было 28 лет.
"19 августа мы сидели с другом на кухне и слушали "Эхо Москвы". 20 августа собрались снова. Было понятно, что все это продолжается. Отовсюду слышались призывы выходить защищать Белый дом, – рассказывает Андрей. – Была стопроцентная уверенность, что прямо сейчас в центре нашего города творятся исторические события, которые потом на века войдут в учебники. Я без тени сомнения сказал другу: "Чего мы тут сидим? Вот 20 минут на метро – и мы там".
Так они с другом оказались на перекрытом Новом Арбате. Они шли вместе с толпой – машины там уже не ездили.
19 августа члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) ввели в Москву войска: по улицам двигались танки. Они с разных сторон шли в центр города и окружили телецентр в Останкино, а также заблокировали Кремль и Белый дом.
Главной целью организаторов восстания было сохранить Советский Союз. Они верили, что перестройка ведет к развалу страны. На стороне ГКЧП была армия, КГБ и руководство КПСС.
Дорогу танкам преграждали люди. Чтобы не пропускать технику, москвичи строили баррикады из подручных средств и троллейбусов с автобусами.
В основном к Белому дому, по словам Андрея, шли молодые люди. "Было абсолютное чувство единения – правильного дела, которое мы все делаем", – добавляет он.
Атмосферу на акции Андрей сравнивает с "дружеской тусовкой": "Появлялись люди с пирожками, бутербродами, с чаем. Тогда уже были какие-то кооперативные кафе. Люди прямо из кафе привозили свой запас, чтобы кормить вот эту всю команду".
Для Андрея выйти на акцию было принципиально: казалось, что страна идет в правильном направлении. Еще подростком он стал диссидентом: слушал "Радио Свобода", "Голос Америки", "Би-би-си", читал запрещенную литературу.
По его воспоминаниям, настроение у большинства было схожим: "Я даже не помню, что какие-то споры были, что кто-то говорил: "Нет, хочу обратно в Советский Союз, там хорошо было". Может, такое и было. Но у всех в моем окружении отношение было однозначное. [Говорили], что нас пытаются загнать как минимум в брежневские годы, а может и хуже – в какие-то лагеря. Никто туда обратно не хотел".
Андрей добавляет: для многих все упиралось и в быт. В стране уже ощущался дух свободы, но условия жизни ухудшались. С прилавков исчезали продукты, иногда невозможно было достать даже спички.
Ночь они с другом провели на баррикадах у Белого дома. На следующий день на работу не пошли. Андрей вспоминает: информации почти не было, и новости люди передавали друг другу в толпе: "Как только появлялась информация, что какое-то новое подразделение перешло на сторону народа, все приветственно его принимали".
Издалека они видели выступление Бориса Ельцина, тогда он занимал должность президента РСФСР. Что-то, по словам Андрея, было слышно в мегафоны, что-то люди просто повторяли в толпе. Ельцин тогда возглавил сопротивление ГКЧП. Взобравшись на танк, он произнес свою знаменитую речь, в которой призвал армию не применять насилие, а людей – к всеобщей забастовке.
В краткосрочной перспективе ожидания Андрея оправдались: "Свободы на какой-то момент оказалось даже больше, чем кто-либо ожидал. Она в наступила в середине 1990-х. Это факт".
Но довольно быстро пришло разочарование. Переломным моментом для Андрея стало сначала появление Юрия Лужкова в московской политике, а затем приход к власти Владимира Путина.
"Когда к власти пришел он – КГБшник – мне все стало понятно. А дальше были Курск, посадка [Михаила] Ходорковского. Все однозначно стало понятно после отмены губернаторских выборов [в 2004 году]. Тогда я понял: опа, демократия закончилась", – говорит Андрей.
"Казалось, что вот теперь-то заживем"
Другому читателю Настоящего Времени Александру в 1991 году было 17 лет. Он только окончил первый курс Санкт-Петербургского политехнического университета. Лето обычно проводил у бабушки на даче, и август 1991-го не стал исключением.
Путч начался с того, что 18 августа 1991 года члены ГКЧП изолировали президента СССР Михаила Горбачева на даче в Крыму. Его отсутствие объяснили "болезнью". После этого власть в стране формально перешла к вице-президенту Геннадию Янаеву.
"Когда по радио пошла информация о том, что Михаил Сергеевич [Горбачев] заболел и не может исполнять обязанности, стало все понятно. Я был человеком молодым, активным – уже тогда убежденным антикоммунистом. Понял, что надо что-то делать. Как же там без меня? И я решил ломануться обратно в Ленинград", – вспоминает Александр.
Как именно Александр добирался до города, он уже не помнит. От дачи до Петербурга было около 80 километров – примерно час на электричке.
В городе Александр оказался 20 августа. Позвонил двум своим однокурсникам, и вместе они решили идти на демонстрацию. Говорит, что услышал о ней, скорее всего, по радио.
Через несколько часов вместе с однокурсниками Александр уже был на Дворцовой площади. "Площадь была забита. Было море людей, – рассказывает собеседник Настоящего Времени. – Что мне запомнилось – это колонна Путиловского завода. Выступал представитель этой колонны: "Мы, рабочие Путиловского завода, в 1917 году оказали ключевую роль в Октябрьском восстании. Рабочие Путиловского завода в 1991-м больше делать этого не будут".
По воспоминаниям Александра, на площади в тот день собрались люди самых разных возрастов и профессий.
"Советские люди тогда мало понимали, что такое демократия и политическая автономия. Они просто хотели, "чтобы жилось получше". И если это "чтобы жилось получше" будет при другой политической системе, даже слепленной из чего-то западного, они выбирали весь пакет, – говорит собеседник Настоящего Времени. – "Совок" уже достал всех к тому времени безмерно. Бедно же жили. Талоны. Убогость советская – она остервенела дико. Этого никто больше не хотел".
Экономическая составляющая была для Александра важной, но не единственной. Он хотел и политических перемен. В детстве был "прилежным пионером". Но потом его взгляды изменились. Родители, кандидаты наук, тоже относились к советской власти скептически, но открыто об этом не говорили.
Все началось с того, что Александр начал замечать, что быт и идеология расходятся: "Пели песенки про счастливое детство в школе, а потом ты видишь фактическую школу. А там и буллинг, и старшеклассники, которые младшеклассников лупят. Причем это была элитная школа. А потом пошли публикации. Я читающий был ребенок, с 1987 года стал читать. Не сказать, что я все понимал, но понимал, что многое, о чем нам говорили, было ложью".
Что было после митинга, Александр помнит смутно. Лишь то, что дома смотрел телевизор и видел выступление Ельцина и снос памятника Дзержинскому. А когда стало ясно, что попытка ГКЧП провалилась, почувствовал настоящую эйфорию: "Казалось, что вот теперь-то все будет нормально, вот теперь-то заживем. Завтра проснемся, и будет, как в США. Все сразу заработает, будет вменяемая политическая система, гражданские свободы".
Очень скоро стало ясно, что ожидания не оправдались."Началась гиперинфляция, – вспоминает наш читатель. – Уровень жизни резко упал. Наша семья [до этого] была достаточно благополучной, а после 1991 года началась бедность. Денег не было".
Александр быстро понял, что и политических перемен, на которые он надеялся, тоже не будет. В 1996 году он уехал в Германию, а сейчас он выступает в поддержку Украины и против военных действий России.
"Хотелось изменений в стране, хотелось продуктов"
Павел тоже уже не живет в России. В 2022 году он с женой и детьми уехал в Израиль. В августе 1991-го ему было 16 лет. Он жил тогда в Иркутске.
"Это были последние пару недель перед началом учебы. Помню, проснулся, мама говорит: "Телевизор не работает. В Москве переворот". Всего тогда у нас было два канала. По первому каналу шел балет "Лебединое озеро", и чередовалось это с выступлением членов ГКЧП", – рассказывает Павел.
О том, что в Иркутске тоже собирается митинг "в поддержку Ельцина и демократических свобод", он узнал по радио. Позвонил нескольким одноклассникам, двое согласились поехать с ним.
Так они оказались у Дворца спорта. Народу, по словам Павла, было много, но в основном это была молодежь:
"Было много студентов – примерно моих ровесников. Встретили там и ребят из соседней школы. Большая часть населения ждала чего-то нового. Хотелось изменений в стране, хотелось продуктов, потому что начиная еще с 1970-ых в Иркутске были талоны на мясо и колбасу. Потом уже вводились талоны на все: на мыло, на сахар, на алкоголь. За хлебом были очереди. Был дефицит страшный всего. Даже туалетная бумага была по талонам. Я помню, мать талоны на водку могла обменять на талон на мыло или талон на стиральный порошок. Это я сейчас вспоминаю со смехом, но тогда это были реалии жизни. И людям это надоело. Надоело стоять в очередях, жить в мире дефицита всего: дефицита свободы, товаров, информации".
Для самого Павла материальная сторона была важной, но больше всего он хотел свободы. Ему было важно, чтобы больше открывалось архивов о репрессиях, чтобы можно было узнать правду о голоде в Поволжье и Голодоморе, чтобы реабилитировали жертв репрессий и их родственников.
С митинга Павел поехал на день рождения к родственнику. По его словам, все за столом были против ГКЧП и обсуждали происходящее в Москве. Он вспоминает, что в воздухе тогда чувствовалось сильное волнение.
Когда стало понятно, что переворот провалился, люди выходили на улицы праздновать победу Ельцина. Звонили друг другу и спрашивали: "А ты слышал последние новости?"
"Наше поколение – мы были довольны тем, что происходило в стране дальше. Свободы в политическом смысле хватало. Да, мы не поддерживали Расстрел Белого Дома в 1993 году. Но это было время больших возможностей. Хоть и не все их использовали. Но к 1990-м я отношусь хорошо. Это было время становления, юности. Учеба была полностью освобождена от всех политических рамок", – рассказывает собеседник Настоящего Времени.
По его словам, всплеска бандитизма, о котором часто вспоминают, в Иркутске он не заметил. Криминальные настроения там существовали и раньше, и продолжились уже в 2000-х.
"Плохо, что к власти пришла та же политическая элита, они просто поменяли партбилеты. Люстрации плохо, что не было. КГБШники так и остались у власти. Что из этого вышло, мы почувствовали уже через десять лет", – добавляет Павел.
Мысли об отъезде у них с женой появились еще в 2014 году после аннексии Крыма. Но, как и Андрей, уехать они смогли только в 2022-м.
"Папа через окно перекидывал пакеты с едой, чтобы журналисты продолжали выпускать газету"
Катерина давно живет в США. В 1991 году ей было всего четыре года, и сама она тех событий не помнит. Но родители часто рассказывали, как переживали то лето в Петербурге.
19 августа члены ГКЧП остановили работу большинства СМИ. По телевизору показывали балет "Лебединое озеро" и заявления организаторов переворота.
Мама тогда работала в газете "Смена". "Когда случился августовский путч, они там ночевали. Все газеты были подконтрольные. Газеты выходили с белыми полосами, а "Смена" [писала о том, что действительно происходило]. Мой папа через окно перекидывал им пакеты с едой, чтобы журналисты ели и продолжали выпускать газету", – вспоминает Катерина со слов родителей.
Несмотря на запрет, журналисты продолжали работать. 19 август, например, в вечерней программе "Время" вышел знаковый репортаж корреспондента Сергея Медведева. В нем он показал выступление Ельцина на танке с призывом к всеобщей забастовке и рассказал, что ГКЧП еще не одержал победу, а солдаты не готовы стрелять в людей.
А 20 августа 11 ведущих демократических газет, среди которых были "Комсомольская правда", "Коммерсантъ", "Аргументы и факты" и "Независимая газета", объединились и выпустили "Общую газету". Ее верстали в редакции "Коммерсанта" и выпустили уже на следующий день.
